Тайна Ретта Батлера - Страница 122

122

— Нет, мистер Батлер, вы себе не представляете, какой человек мой муж. Он совсем сумасшедший, особенно когда выпьет.

— Но он не похож на бездельника и оборванца, — сказал Рэтт Батлер, — выглядит вполне прилично…

— В том-то и дело, — глаза женщины сверкнули, — он умеет пустить людям пыль в глаза и почему-то все жалеют его, а не меня. Я бы не сказала, что у меня ангельский характер, но терпеть его выходки у меня уже не осталось сил. Месяц тому назад он закрыл меня в погребе, и я просидела там трое суток. Там были крысы, и я чуть не умерла от страха.

Рэтт Батлер усмехнулся.

Женщина вздрогнула.

— Вам смешно, а мне нет.

— Да и мне не смешно, — пожал плечами Рэтт, — просто все так глупо, и я, наверное, выглядел идиотом, когда предложил за вас пятьдесят долларов.

— Вы, мистер Батлер, жалеете об этом?

— Ничуть, мне не жалко денег, мне жалко вас. Что вы теперь будете делать?

Женщина пожала плечами, и Рэтт Батлер почувствовал, что она тихо-тихо заплакала.

Рэтт обнял ее за плечи.

— Не надо, Сьюзен, плакать, все равно это не поможет.

— Мистер Батлер, — прошептала Сьюзен, — увезите меня от него, возьмите с собой, я буду вам прислуживать…

— Нет, — покачал головой Рэтт, — у меня не такая жизнь, чтобы подвергать опасности и тебя.

— Я не боюсь опасностей, я вообще ничего не боюсь. Разве можно бояться чего-либо после того, что со мной случилось?

— Сьюзен, но ты же сама говорила, что боялась крыс, а люди куда страшнее их.

— Так это было в погребе, а на свету я ничего не боюсь.

— А сейчас ночь, — улыбнулся Батлер, — ты не боишься идти рядом со мной? Ведь ты не представляешь, какой я человек.

— Нет, в вас, мистер Батлер, чувствуется благородство и вы добрый. Ведь вы пожалели меня…

— Жалость — не лучшее из чувств, — ответил Рэтт, — я уже в этом убедился. Оно иногда куда страшнее, чем ненависть.

— Почему? — удивилась женщина.

— Я уже однажды пострадал из-за жалости, иначе бы не скитался в этих краях. Но если ты, Сьюзен, не хочешь возвращаться к мужу, может, тебе лучше вернуться к родителям?

Женщина горько усмехнулась.

— Я бы уже давно вернулась, но мои родители погибли.

— Мне очень жаль, Сьюзен.

И она принялась рассказывать о своих несчастьях. Казалось, ей от этого становится легче.

Она говорила о том, как сгорел ее дом, как погибли в огне родители.

И Рэтту Батлеру очень ярко представлялись его родные места.

Он вспомнил свой дом, вспомнил не только Чарльстон, но и Савану, он уже видел отсветы пожара, слышал крики людей, бегающих в бессильном желании помочь.

— Мой отец был шкипером, — говорила Сьюзен, — он возил хлопок, хлеб… А мы с мамой ждали его, ходили встречать. Казалось, ничто и никогда не омрачит нашу счастливую жизнь. Родители меня любили, ведь я была единственной дочерью. А мой отец вообще никогда не пил. Не улыбайтесь, мистер Батлер, бывают моряки, которые в рот не берут спиртного.

Рэтт Батлер слушал неторопливое повествование Сьюзен и представлял себе ее еще девушкой — трогательной и юной.

Ей, наверное, было лет шестнадцать, когда она сидела на плетеном стуле в домике, где жила вместе с матерью и занималась рукоделием. Она сидела в одном углу, мать в другом, занимаясь той же работой.

Временами мать, опустив иглу, задумчиво смотрела на дочь, и солнце, проникая в дверь, освещало голову молодой девушки. Лучи его, словно попав в непроходимую чащу, терялись в густой массе ее распущенных каштановых волос.

А ее лицо, лицо Сьюзен, стоящей теперь рядом с ним на ночной улице, уже тогда обещало стать красивым. В нем, наверное, была скрытая прелесть и очарование.

Правда, сейчас на него накинута пелена грусти, морщинки невзгод, но это не делает ее менее красивой. Даже эта неподдельная грусть и та к лицу женщине.

«Но почему я считаю себя вправе распоряжаться ее жизнью? — задумался Рэтт Батлер. — Неужели только потому, что я единственный из всей толпы решился включиться в этот нелепый аукцион, купил за пятьдесят долларов молодую женщину? Ведь даже негры-рабы стоят дороже».

— Мистер Батлер, — вновь долетели до его ушей слова Сьюзен, — ведь мой муж тоже раньше никогда не пил.

Это началось после того, как умер наш ребенок. Девочка очень долго болела, ее парализовало.

Врач уверял меня, что она поправится, но он лгал. Он знал, что она умрет, и муж знал об этом и с горя начал пить.

А когда девочка умерла, он начал пить каждый день. Это было страшно, мистер Батлер, мне было так плохо, что я хотела покончить жизнь самоубийством, но меня остановило только то, что я верю в Бога, — и женщина положила свою ладонь на грудь, туда, где блестел маленький крестик.

— Я тебе сочувствую, Сьюзен, — только и мог сказать Рэтт Батлер.

Он понимал, что никакие слова не помогут сейчас женщине, не смогут изменить ее жизнь. Он был благодарен ей за то, что она не ждет он него никакого чуда.

Она была довольна, что он ее слушает. Она ничего не просила — даже сочувствия, лишь только внимания к своим словам.

— Мой муж странный человек, — говорила Сьюзен, — обычно пьяницы опускаются, пропивают все деньги, а он страшен именно тем, что может пить и сохранять человеческий облик.

Но душа его уже давно сгорела, я даже иногда сомневаюсь, есть ли она у него. Он хороший работник и его ценят. Но жить с ним — это сущий ад.

— Может, тебе бросить его, Сьюзен?

— А что я сейчас сделала? — грустно улыбнулась женщина. — Я ушла от него, бросив в лицо обручальное кольцо.

— Кольцо можно поднять, — сказал Рэтт Батлер. — Вот увидишь, твой муж проспится и завтра придет к тебе просить прощения.

122