Тайна Ретта Батлера - Страница 45

— Почему серебро не начищено? Почему ложки, вилки и ножи тусклые? — кричала рассерженная Мамушка, готовая схватить горничную и ударить по щеке.

Девушка, смущенная, бросалась к приборам и принималась пальцами начищать посуду до прозрачно-матового блеска.

Уже через несколько мгновений голос Мамушки раздавался в кухне:

— Почему мясо, черт вас побери, пережарено? Господа такое мясо не должны есть! Это мясо годится только для рабов, да и то, для тех, которые работают на дальних плантациях.

Мамушка обращалась со слугами так, как будто она была свободной, как будто ей принадлежала часть этого дома.

— А белье, что это за белье? Почему оно плохо выстирано? Почему простыни не накрахмалены как положено? Вы что, собираетесь это белье стлать гостям моих господ? Да я вас всех на конюшню отправлю, на плантацию, только скажу одно слово хозяйке или хозяину — и не видать вам дома, будете жить в конюшне.

И простыни как по мановению волшебной палочки приобретали идеальный вид. Все в доме кипело и происходящие превращения не могли не радовать Джеральда О’Хара.

Иногда по вечерам, сидя у камина, он обращался к Порку.

— Как это мы с тобой раньше жили в таком свинарнике и в такой пыли?

— Да, сэр, — задумчиво говорил старый лакей, — я же всегда вас убеждал, что жена — это очень необходимая вещь. Сколько раз я вам говорил, стоя вот здесь, у камина, что обязательно надо жениться? Но даже я, — Порк стучал себя кулаком в грудь, — никак не ожидал, что вы сделаете такой хороший выбор и что ваша жена — моя хозяйка — будет такой замечательной.

— Да, Порк, нам с тобой повезло, — удовлетворенно поглаживая колено, говорил Джеральд О’Хара. — За это стоит выпить.

— Нет, сэр, не стоит очень много пить, а то хозяйка будет на меня браниться.

— Ничего, Порк, скажи, что это я тебе позволил.

— Только бы Мамушка не увидела, — опасливо озираясь на дверь, говорил Порк, быстро опрокидывая рюмку с виски в свой алчный рот.

Господский дом был построен без малейшего представления о каком-либо архитектурном замысле и это сразу же поразило воспитанную Эллен. Тем более, что по мере необходимости к дому делались все новые и новые пристройки. И все же, невзирая на это, усилиями Эллен и Мамушки дому был придан уютный вид, возместивший отсутствие гармонии.

Тенистая темно-зеленая кедровая аллея, ведущая от дороги к дому, обязательная принадлежность каждого плантаторского особняка в Джорджии, создавала приятный для глаз контраст с яркой зеленью остальных деревьев, окружавших дом. Оплетавшая веранду глициния красиво выделялась на белой известке стен, а курчаво-розовые кусты мирта возле крыльца и белоснежные цветы магнолии в саду хорошо маскировали угловатые линии дома.

Весной и летом изумрудная зелень клевера и свинороя на газоне становилась слишком притягательной для индюков и белых гусей, коим надлежало держаться в отведенной для них части двора за домом. Предводители их стай то и дело совершали украдкой набеги на запретную зону перед домом, привлекаемые не только зеленью газонов, но и сочными бутонами жасмина и пестрыми циниями цветочных клумб.

Дабы воспрепятствовать их вторжению, на крыльце постоянно дежурил маленький черный страж с рваным полотенцем в руках.

Сидящая на ступеньках несчастная фигура негритенка была неотъемлемой частью поместья. Несчастен же он был потому, что ему строго-настрого приказали лишь отпугивать птиц, махая полотенцем, но ни в коем случае не стегать их.

Мамушка, появляясь на крыльце, придирчиво смотрела на негритенка, потом на стадо гусей и индюков и покивав перед носом ребенка указательным пальцем, строго говорила:

— Смотри мне, если хоть один гусь перелезет через ограду, то не сидеть тебе больше на крыльце, пойдешь работать в поле.

Ребенок испуганно кивал в ответ и едва завидев птицу, подходящую к ограде, сразу же бросался, опирался на жерди и принимался изо всех сил размахивать полотенцем.

— Прочь отсюда! Прочь! — и его голос разносился окрест.

Он кричал так громко специально, чтобы Мамушка, находящаяся где-нибудь на втором этаже или в гостиной, услышала его крик и оценила старания, а потом, выйдя на крыльцо, дала ему что-нибудь вкусное с господского стола, таким образом отблагодарив ребенка за усердную и прилежную работу.

Через руки Мамушки прошли десятки маленьких черных мальчишек, которых она обучала этой нехитрой премудрости, первой ответственной обязанности, возлагавшейся на мужскую половину черной детворы в Таре.

Потом, когда им исполнялось лет по десять, их отдавали в обучение к сапожнику или плотнику, или колесных дел мастеру, или скотнику Филиппу, или погонщику мула. Если мальчишка не проявлял способностей ни в одном из этих ремесел, его отправляли в поле, и он в глазах негров-слуг терял всякое право на привилегированное положение и попадал в разряд самых обыкновенных рабов.

Никто бы не назвал жизнь Эллен легкой или счастливой. Но легкой жизни она и не ждала. А если на ее долю и не выпало счастья, то таков, казалось ей, женский удел.

Мир принадлежал мужчинам, и она безропотно принимала его таким.

Собственность принадлежала мужчине, а женщине — обязанность ею управлять.

Честь прослыть рачительным хозяином доставалась мужчине, а женщине полагалось преклоняться перед его умом.

Мужчина ревел как бык, если загонял себе под ноготь занозу, а женщина, рожая, должна была заглушать в груди стоны, дабы не потревожить сон мужа.

Мужчины были несдержанны на язык и нередко пьяны. Женщины пропускали мимо ушей грубые слова и не позволяли себе укоров, укладывая пьяного мужа в постель.