— Ну, теперь вперед! — указывая стволом револьвера направление, неизменно повторял Мигель пришедшему в себя Батлеру. — Уже осталось совсем немного. Еще потерпи, Рэтт, извини, что заставляю тебя страдать, но ты не прошел еще и сорока миль, а мне довелось пройти семьдесят.
Солнце уже обожгло лицо и руки Рэтту, он чувствовал, как потрескалась его кожа, но ничего не мог поделать, ведь закрыть голову было нечем.
Он вновь упал на колени, но упрямо полз вперед, ведь отсюда уже начинался склон холма.
Солнце стояло уже довольно низко, и этот крутой склон находился в тени.
Рэтт вздохнул свободнее и сел. Он посмотрел на приближающегося к нему Мигеля Кастильо. Тот злорадно ухмылялся.
— Ну что, Рэтт, кончились силы? Решил сделать привал? Ну что ж, посиди, это последний привал в твоей жизни.
Он вытащил из кармана часы, которые забрал у торговца оружием, открыл крышку и сказал:
— Ну что, Рэтт, солнце еще будет светить два часа. Думаешь отсидеться в тени?
— Я жалею об одной вещи, — вздохнул Рэтт Батлер.
— О чем же? — поинтересовался Мигель. — Уж не о том ли, что с тобой нет сейчас воды? — и мексиканец приложился к фляжке.
— Я жалею о том, что перестрелил тебе веревку, когда тебя вешали.
— Это все жадность, Рэтт, ведь ты хотел на мне побольше заработать. А потом тебя вновь погубила жадность, когда ты решил забрать себе все деньги.
— Ты меня никогда не поймешь, — вздохнул Рэтт, — я перестрелил веревку из благородства.
— Ой, какие мы благородные, — издеваясь, принялся кривляться Мигель, — прямо сил нет. Давай поднимайся и ползи вверх. Я-то подниматься не буду, посмотрю, как ты там сдохнешь на вершине. Вот сейчас я закурю, — Мигель достал сигару, вытащенную из кармана Батлера, — и пока она будет дымиться, ты должен добраться до вершины холма, иначе тебя придется пристрелить. Я даже не буду убивать тебя насмерть, это все-таки грех, я прострелю тебе ногу. Я тебя раню, если ты не будешь идти или ползти — короче, забирайся как можешь.
Мигель прикурил и, прикрывшись зонтиком от солнца, принялся смотреть, как Рэтт Батлер на четвереньках ползет на вершину холма.
Песчаная земля под его пальцами рассыпалась в пыль. Рэтт Батлер то и дело растягивался, соскальзывал на несколько футов вниз, но упрямо полз вверх. Он уже не чувствовал ни усталости, ни боли. Он вообще не чувствовал ничего кроме желания добраться до вершины.
Словно это могло что-то изменить в его жизни.
Наконец он дополз и замер.
Там, за вершиной, расстилалась такая же безжизненная пустыня как и за его спиной.
Только впереди не было ненавистного ему Мигеля Кастильо.
И Рэтт обернувшись зло посмотрел на своего преследователя.
В этом момент он понял, что отсюда ему не выбраться. И не важно, сумеет он сбежать от Мигеля или же останется вместе с ним — участь его уже предрешена.
И Рэтт Батлер, подтянувшись на руках, переполз на ту сторону холма.
«Пускай он убьет меня здесь, — подумал Рэтт, — я не сделаю ни одного движения».
Но тут, словно бы в насмешку, словно бы судьба посмеялась над ним, рука его соскользнула с камня, и он покатился по крутому склону холма, поднимая клубы пыли.
Мигель Кастильо не стал мучить коня и объехал холм. Он приблизился к безжизненно лежащему Батлеру.
— Ну что, Рэтт, поднимешься или пристрелить тебя здесь, чтоб не мучился? — участливо осведомился Мигель.
Рэтт что-то прохрипел в ответ, но мексиканец его не расслышал.
— Ну что ж, пятьдесят миль ты прошел. Если бы ты прошел еще двадцать я бы, может быть, простил тебя. Дал бы пару раз приложиться к фляжке, а так… Если поднимешься, то — иди, а нет — я тебя пристрелю. Хотя…
Мигель склонил голову.
— Что тратить на тебя пули? Немного посижу, посмотрю, ты и так окочуришься, а я полюбуюсь на твою смерть.
Слова Мигеля доходили до Рэтта Батлера с трудом. Они звучали как будто издалека, пробиваясь сквозь толстую стену.
Солнце слепило истерзанные глаза, веки были воспалены, губы потрескались, все лицо и руки покрывали волдыри от ожогов.
Но страшный вид Рэтта только забавлял Мигеля.
Сам он сидел на коне, под зонтиком и то и дело прикладывался к фляге.
Хотя пить ему и не хотелось, но было приятно доставить страдание Рэтту Батлеру.
— Жарко сегодня, — вздыхал Кастильо, — не вовремя ты выбрался на прогулку, Рэтт. И дождя, к сожалению, не предвидится, совсем не предвидится.
Он взглянул из-под зонта на слепящий диск солнца.
— Ну, ладно, полежи, отдохни. Может, еще и придется тебе немного погулять.
Рэтт Батлер потерял сознание.
Мигель Кастильо спрыгнул с лошади и подошел к Рэтту Батлеру, неподвижно лежащему под палящими лучами солнца.
— Ну что, приятель, отдаешь Богу душу. Не надо было тебе так поступать со мной, с Мигелем Кастильо. Тогда бы разъезжал на своем коне, постреливал в веревки — и был доволен жизнью, а так… Прощай, приятель, прощай. Мне пора уезжать.
Кастильо носком сапога повернул обожженную голову Рэтта Батлера, посмотрел на его воспаленные закрытые веки и вылил из фляги остатки воды прямо на лицо.
Рэтт вздрогнул.
— Все равно, ты, приятель, не жилец, но я снял грех с души и дал тебе немножко попить, ведь я обещал.
И тут Батлер пришел в себя.
Он услышал какой-то далекий грохот. Он услышал, как сотрясается каменистая земля и медленно повернул голову вправо.
Мигель Кастильо тоже посмотрел в ту сторону.
Из-за подножья холма выскочила шестерка лошадей. Они тащили за собой военный фургон. Лошади мчались во весь опор, не разбирая дороги, козлы были пусты.